Про сказки и встречи...

[kroharat]

— Как думаешь, Лео, он придет?

Лео, деловито вылизывающий переднюю лапу, недоуменно посмотрел на слегка зардевшуюся Тришу. Раньше она никогда не сомневалась. Муркнул что-то ворчливо-успокоительное и снова принялся намывать гостей. Точнее, гостя…

В парке было тихо. А еще темно и снежно. Царапучими угловатыми снежинками падали с неба звезды, едва заметно искрились в отсветах далеких уличных фонарей важно насупленные сугробы, холодными мурашками пробегал по позвоночнику декабрьский ветер, уши плотными комками ваты забила особая, сторожкая снежная тишина. Лео, белоснежно-прозрачный под цвет окружающего мира, закончил умываться, осуждающе глянул на Тришу, распушился для тепла – и девушка с благодарностью запустила окоченевшие и покрасневшие от мороза пальцы в густую, шелковистую шерсть. Лео муркнул что-то еще – теплее, мол, одеваться надо, раз уж забрела в эту зимнюю сказку, куда годится – из осени да в сугроб почти босиком. Триша только повела плечом чуть виновато – она не ожидала оказаться на скамейке зимнего парка, на этот вечер у нее были совсем другие планы… Совсем уж было собралась объяснить Лео, что на столе в кухне до сих пор горит, потрескивая, керосиновая лампа, чуть поблескивают спицы с неоконченным вязанием, а в чашке истекает ароматным паром чай с липовым цветом – но замерла, услышав шаги за спиной. По заснеженной парковой дорожке, чуть поскрипывая свежевыпавшей тишиной, шел он.

Лео, обернувшись на звук, вскинулся с радостным мявом и бросился гостю под ноги, почти по брюхо утопая в новорожденном снегу. Боднул головой, приластился, оставив пару шерстинок на шершавой ткани брюк, помурлыкал совсем несолидно, как котенок. Потом заметил у пришедшего за спиной своего старинного дружка, неуверенно топчущегося у запорошенного фонтана – и одним прыжком перепрыгнув заснеженную дорожку, повалил его в сугроб.

— Эни-бени-раба! – насмешливо проскрипел вместо приветствия грифон, одним движением лапы отправляя Лео в кипу холодного мокрого пуха. – Котейка… хороший котик.

Лео, вскинувшись с победным мявом, задними лапами закидал грифона снегом по самые крылья, а потом, торжествующе задрав хвост и воинственно завывая, огромными скачками унесся вглубь парка. Грифон затрусил следом, скрипуче хохоча и выкрикивая что-то непристойное.

— Вот же оболтусы!

У него был глубокий, как будто обволакивающий голос.

Триша сидела на самом краешке скамейки, замерев, словно ледяная скульптура, и не смела обернуться. Она почувствовала, как ей на плечи легли тяжелые ладони – и ей сразу стало тепло, а холодные мурашки декабрьского ветра превратились почему-то в бабочек. Она хотела обернуться – правда, очень хотела. Но не могла. Не такое ее ремесло. Ведьме ли смотреть в глаза ангелу? Даже такой ведьме, как Триша…

- Как ты, малыш? Я слышал, у вас в городке была ярмарка… Старый Глостер передавал мне от тебя привет – ярко-желтый, как цыплячий пух, в смешных рыжих крапинках. Я сразу понял, что это твоих рук творение. А еще, говорят, над Городом видели птицу цвета ночного ветра… И еще, говорят, в полях зацвели белоснежные маки… И еще, говорят, все дороги теперь ведут к морю… Грядут перемены, хороший мой. Грядут перемены, малыш…

Он говорил еще что-то, а Триша сидела, укутываясь в его слова, словно в ласковую, теплую шаль, и капель непрошеных слез, стекая по щекам, капала с подбородка. Маленькие капельки застывали на лету, становясь разноцветными, и с едва слышным звоном падали в небо.

— Звездопад в Рождественскую ночь… Должно быть, год будет славным! Прощай, малыш, мне пора. До новой встречи, если она состоится…

Триша почувствовала, как тепло покидает ее тело, и злые мурашки ревнивого ветра снова воровато крадутся вдоль хребта. Она встала, чуть пошатнувшись, ухватилась рукой за спинку скамейки – но тут же отдернула руку, зло укушенная холодным чугуном тонко выкованных розовых шипов. Почувствовала сочувствующее тепло кошачьего тела у левой ноги.

— Домой, Лео… — едва слышно прошептала она, слизнув крохотную рубиновую капельку с уколотого пальца. — Это не наша сказка, и я не засну волшебным сном на сто лет, чтобы проснуться от поцелуя принца под радостный звон церковных колоколов в канун Рождества… В нашей сказке куда больше темных углов, паутины, и страха – и куда меньше принцев, розовых ленточек и сахарных фигурок на праздничном торте. Но любая сказка должна завершиться… Только в одних сказка «они живут долго и счастливо», в других «остаются у разбитого корыта», в третьих «ветер разносит их имена по свету». А у нашей сказки нет конца – и пусть в такой сказке бывает много грусти и одиночества, в ней обязательно есть что-то, чего часто не бывает в других сказках, даже со счастливым концом… надежды.

Дымчато-черный Лео, под цвет густеющей декабрьской ночи, согласно мурлыкнул, боднув Тришу головой. Он-то знал – встречи, случающиеся словно невзначай на пороге нового года, не бывают напрасны. Никогда.