![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Звездочёты
Tuesday, 12 August 2014 18:07Ко Дню Звездочёта в Заповеднике Сказок
— Послушай меня! Слышишь? Пойдем считать звезды.
Августовская ночь пахнет топленым молоком. Стрекочут о чем-то в темноте тревожные цикады, насуплено шуршит в кустах невидимый зверь – барсук или лис, они тут оба частые гости. Ветер оставляет на губах терпкий вкус ежевичного вина, кидает под ноги щедрую горсть пожухлых листьев – где, интересно, взял?... Раскачивает сердито упругие, налитые колосья – ему кажется, уже давно пришла пора собирать урожай, а мы все не торопимся. Мне нравится шагать по едва заметной тропинке сквозь пшеничное поле. Ты всегда в этом месте хмуришься, и сообщаешь мне, что правильно говорить – «через поле». Но мне кажется, что «сквозь» гораздо точнее передает ощущение того, как колосья по обе стороны трутся и цепляются за юбку, задевая ее своими шершавыми усами – и кажется, что протискиваешься сквозь толпу маленьких любопытных человечков. И еще – тропинка ведь совершенно прямая, сквозная, и в самом конце ее, над обрывом, видно небо. Поэтому я хожу смотреть на звезды сквозь поле, по тропинке, упирающейся в небо. А ты ходишь через…
Мне кажется, в этом теперь суть наших жизней. В них все какое-то разное, мы живем, словно в параллельных вселенных – я тут, ты там… Мы говорим на разные темы, думаем разные мысли, совершаем немыслимые друг для друга поступки. Иногда мне кажется, что я говорю с тобой – и ты все понимаешь… но в конце всегда оказывается, что это не так, что ты услышал что-то такое, совсем свое, совсем другое. И тогда мне кажется, что единственное, что еще объединяет нас – это долгие паузы между словами, тяжелые августовские ливни, горячий чай с лимоном и тишина над обрывом по ночам, когда мы считаем звезды.
Эту глупую историю про звезды Машка, кажется, прочитала на фейсбуке. И рассказала нам, громко хохоча и роняя, по своему обыкновению, кофейные чашки, кухонные полотенца и имбирные коржики. Смешная Машка, смешная история… В нее было бы так просто не поверить, как не верим мы в письма счастья, рассыпанную соль и черных котов. Но ты почему-то поверил… и это до сих пор кажется мне совершенно невероятным, не вписывающимся в твой образ рационального и здравомыслящего мужчины в самом расцвете лет. И именно это, кажется мне иногда, все еще держит нас вместе, связывает тонкой серебряной ниточкой где-то глубоко внутри… А ведь было время, когда из этой тонкой серебряной ниточки мы плели феньки и дарили их друзьям по поводу и без повода… Тогда совсем не нужно было глубоко копать, чтобы понять, отчего мы вместе и почему нам так отчаянно хорошо… Мне очень жаль, что это время теперь безвозвратно утеряно. И мне очень больно, что в этом львиная доля моей вины…
Я всегда знала – понимаешь, всегда! – что будет тяжело, больно, плохо. Люди в белых халатах в наши дни не скрывают правду – но они очень подробно рассказывают, куда можно пойти, с кем поговорить, у кого спросить, кому поплакать. Они не рассказывают лишь о том, что в самом конце, когда все слова уже сказаны, все слезы выплаканы и найдены ответы на все банальные вопросы, внутри остается пустота. И эта пустота – она не просто сидит там, внутри. Это хищная пустота, она очень старается выбраться наружу и поглотить все вокруг – все счастье, всю радость, весь свет… Как будто одной пустой человеческой оболочки ей недостаточно. На борьбу с этой пустотой уходят все силы – и это хорошо, потому что борьба эта заполняет дни хоть каким-то подобием смысла… Мне только очень, очень жаль, что я не научилась этому сразу – и моя пустота успела поглотить твою радость и твой смех…
Мне всегда казалось, что, когда ты смеешься, глаза твои становятся небесно-голубыми. Я знаю, что на самом деле они зеленые – но когда ты смеешься, они почему-то голубеют. Не думаю, что этому есть научное объяснение, хотя… у всех малышей ведь голубые глаза. А когда ты смеешься, ты становишься ребенком... Я помню, твоя мама показывала мне смешную фотографию – там такой карапуз в клетчатых штанишках до колен улыбается сквозь слезы в объектив. Это когда ты упал с только что подаренного велика и рассадил до крови коленку… Так вот, карапуз улыбается, и у него голубые глаза. И небо голубое, и растут у калитки огромные лопухи, и летают одуванчиковые пухи, пахнет клевером и цветущими липами, мама только что достала из духовки именинный пирог с вишнями… Понимаешь, я смотрела на эту фотографию и понимала – счастье совершенно точно есть, оно существует. Ты – мое счастье, думала я тогда.
Я и сейчас так думаю. И мне очень больно, очень горько от того, что моя пустота украла твой внутренний свет…
И потому я хожу с тобой сквозь/через поле считать звезды. Я не верю, что мне станет от этого лучше – кажется, веру в чудеса моя пустота сожрала первой… Но пока в это веришь ты, пока я вижу, как в твоих зеленых глазах крохотной пока еще искоркой светится надежда, я буду ходить. Стоять над обрывом. Смотреть в иссиня-черное небо. Подставлять лицо прохладному, почти осеннему теперь уже ветру. Кутаться в любимую шерстяную кофту. Чувствовать, как щекочет и холодит ступни влажная трава. И считать звезды…
— Раз звезда, два звезда, три звезда…
И смотреть, как каждая сосчитанная звезда крохотной искоркой срывается с небосвода и бесшумно падает в воду.
Хорошо, что звезд на небе бесконечно много. На нашу вечность, наверное, хватит.
— Послушай меня! Слышишь? Пойдем считать звезды.
Августовская ночь пахнет топленым молоком. Стрекочут о чем-то в темноте тревожные цикады, насуплено шуршит в кустах невидимый зверь – барсук или лис, они тут оба частые гости. Ветер оставляет на губах терпкий вкус ежевичного вина, кидает под ноги щедрую горсть пожухлых листьев – где, интересно, взял?... Раскачивает сердито упругие, налитые колосья – ему кажется, уже давно пришла пора собирать урожай, а мы все не торопимся. Мне нравится шагать по едва заметной тропинке сквозь пшеничное поле. Ты всегда в этом месте хмуришься, и сообщаешь мне, что правильно говорить – «через поле». Но мне кажется, что «сквозь» гораздо точнее передает ощущение того, как колосья по обе стороны трутся и цепляются за юбку, задевая ее своими шершавыми усами – и кажется, что протискиваешься сквозь толпу маленьких любопытных человечков. И еще – тропинка ведь совершенно прямая, сквозная, и в самом конце ее, над обрывом, видно небо. Поэтому я хожу смотреть на звезды сквозь поле, по тропинке, упирающейся в небо. А ты ходишь через…
Мне кажется, в этом теперь суть наших жизней. В них все какое-то разное, мы живем, словно в параллельных вселенных – я тут, ты там… Мы говорим на разные темы, думаем разные мысли, совершаем немыслимые друг для друга поступки. Иногда мне кажется, что я говорю с тобой – и ты все понимаешь… но в конце всегда оказывается, что это не так, что ты услышал что-то такое, совсем свое, совсем другое. И тогда мне кажется, что единственное, что еще объединяет нас – это долгие паузы между словами, тяжелые августовские ливни, горячий чай с лимоном и тишина над обрывом по ночам, когда мы считаем звезды.
Эту глупую историю про звезды Машка, кажется, прочитала на фейсбуке. И рассказала нам, громко хохоча и роняя, по своему обыкновению, кофейные чашки, кухонные полотенца и имбирные коржики. Смешная Машка, смешная история… В нее было бы так просто не поверить, как не верим мы в письма счастья, рассыпанную соль и черных котов. Но ты почему-то поверил… и это до сих пор кажется мне совершенно невероятным, не вписывающимся в твой образ рационального и здравомыслящего мужчины в самом расцвете лет. И именно это, кажется мне иногда, все еще держит нас вместе, связывает тонкой серебряной ниточкой где-то глубоко внутри… А ведь было время, когда из этой тонкой серебряной ниточки мы плели феньки и дарили их друзьям по поводу и без повода… Тогда совсем не нужно было глубоко копать, чтобы понять, отчего мы вместе и почему нам так отчаянно хорошо… Мне очень жаль, что это время теперь безвозвратно утеряно. И мне очень больно, что в этом львиная доля моей вины…
Я всегда знала – понимаешь, всегда! – что будет тяжело, больно, плохо. Люди в белых халатах в наши дни не скрывают правду – но они очень подробно рассказывают, куда можно пойти, с кем поговорить, у кого спросить, кому поплакать. Они не рассказывают лишь о том, что в самом конце, когда все слова уже сказаны, все слезы выплаканы и найдены ответы на все банальные вопросы, внутри остается пустота. И эта пустота – она не просто сидит там, внутри. Это хищная пустота, она очень старается выбраться наружу и поглотить все вокруг – все счастье, всю радость, весь свет… Как будто одной пустой человеческой оболочки ей недостаточно. На борьбу с этой пустотой уходят все силы – и это хорошо, потому что борьба эта заполняет дни хоть каким-то подобием смысла… Мне только очень, очень жаль, что я не научилась этому сразу – и моя пустота успела поглотить твою радость и твой смех…
Мне всегда казалось, что, когда ты смеешься, глаза твои становятся небесно-голубыми. Я знаю, что на самом деле они зеленые – но когда ты смеешься, они почему-то голубеют. Не думаю, что этому есть научное объяснение, хотя… у всех малышей ведь голубые глаза. А когда ты смеешься, ты становишься ребенком... Я помню, твоя мама показывала мне смешную фотографию – там такой карапуз в клетчатых штанишках до колен улыбается сквозь слезы в объектив. Это когда ты упал с только что подаренного велика и рассадил до крови коленку… Так вот, карапуз улыбается, и у него голубые глаза. И небо голубое, и растут у калитки огромные лопухи, и летают одуванчиковые пухи, пахнет клевером и цветущими липами, мама только что достала из духовки именинный пирог с вишнями… Понимаешь, я смотрела на эту фотографию и понимала – счастье совершенно точно есть, оно существует. Ты – мое счастье, думала я тогда.
Я и сейчас так думаю. И мне очень больно, очень горько от того, что моя пустота украла твой внутренний свет…
И потому я хожу с тобой сквозь/через поле считать звезды. Я не верю, что мне станет от этого лучше – кажется, веру в чудеса моя пустота сожрала первой… Но пока в это веришь ты, пока я вижу, как в твоих зеленых глазах крохотной пока еще искоркой светится надежда, я буду ходить. Стоять над обрывом. Смотреть в иссиня-черное небо. Подставлять лицо прохладному, почти осеннему теперь уже ветру. Кутаться в любимую шерстяную кофту. Чувствовать, как щекочет и холодит ступни влажная трава. И считать звезды…
— Раз звезда, два звезда, три звезда…
И смотреть, как каждая сосчитанная звезда крохотной искоркой срывается с небосвода и бесшумно падает в воду.
Хорошо, что звезд на небе бесконечно много. На нашу вечность, наверное, хватит.
