Птица выпь и другие животные...
Wednesday, 11 February 2015 11:29![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kroharat99 проект Заповедника Сказок. И да не обвинит меня никто в унылости - ибо тема такая, а я тут вообще ни-при-чем!!!!! :)
Дядя Пол всегда говорил мне, что существует только два несчастья – сума да тюрьма. При этом он цитировал вот это «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», и хитровато улыбался в свои пышные рыжие усы. На дальнейшие расспросы не отвечал никогда, аргументов за и против не приводил, моих незрелых девчачьих выводов не слушал. Такая вот у него была жизненная позиция.
Потом дядя помер, как-то внезапно. Мне, наверное, что-то около 12 было. Ну и случилось то, что должно было случиться с самого начала, если бы не дядя. Детдом.
Я потом, бывало, думала иногда – лучше бы уж сразу сюда; сердилась на дядю, шептала ему упреки в подушку. Хотел уберечь, а в итоге… Двенадцатилетней дурынде со своими заскоками прижиться в небольшом, но сплоченном коллективе слегка одомашненных волчат оказалось… не то, чтобы невозможно… Наверное, приложив усилие и сломав внутри несколько стальных стержней, получилось бы. Но усилий прикладывать не хотелось. От слова «совсем». Так и осталась на отшибе. Дылда-дурында, вечно прячущаяся по углам с книгой в потрепанной обложке (а других в библиотеке не водилось) и огрызком карандаша за ухом.
Детдом наш стоял на отшибе, на самом краю то ли захолустного городка, то ли большеватого поселка, названия которого я сейчас не вспомню и под пыткой. Из окон столовой и классных комнат открывался вид на грязную улицу, сходящую на нет как раз у наших ворот. Из спален во все окна было видно только одно – болото.
Болото не любили. Оно было не то, чтобы зловещее… Ничего сумрачного в нем не наблюдалось. Просто клочки пожухлой травы, бочажки бурой, пахнущей илом и тухлыми яйцами, воды, чахлые деревца – не то карликовые березы и осины, не то разросшиеся до безобразия ивы… Летом болото иногда даже бывало красивым – бочажки подсыхали, среди ярко-изумрудной травы проглядывали малютки-цветы, жужжали шмели и перекрикивались какие-то птицы. Потом вызревала клюква, и нас под надзором старшей воспиталки отправляли ее собирать. Клюква обычно вырастала мелкой и удивительно кислой, но даже такую ягоду собирали больше в рот, чем в пластиковые ведерки – за что бывали неоднократно биты указкой директрисы и лишены ужина.
Именно с болота, собственно, все и началось. Точнее, им все должно было закончится, хотя… В общем, я ночью убежала на болото. Зимой. Босиком, в одной драной ночнушке – как была, как они меня там, на кафельном полу, оставили… Казалось – ну а куда мне еще?! Одна дорога – уйти в болото, стать птицею выпью, кричать тоскливо в безлунные ночи…
Я вот сейчас думаю – ну откуда вообще взялась в моей голове эта птица-выпь?! Биология никогда не числилась среди моих любимых уроков, книжки я читала в основном про принцесс, колдунов и рыцарей, и если уж там встречались птицы – то все больше фениксы да Гамаюн с Алконостом. Я, если честно, до сих пор не знаю, как она выглядит, выпь эта… А вот поди ж ты!
Как бы то ни было, а на болото я убежала. Там бы меня под утро и нашли, если бы не птица… Да не выпь, не выпь! Сова. Откуда ни возьмись налетела, крыльями по лицу отхлестала, руку оцарапала… Думала, она глаза мне выклюет, дурища белобрысая – но сова покричала да успокоилась, клекотать перестала, на плечо село. Когтями, правда, вцепилась сильно – ранки неделю потом кровоточили, наша медсестра все охала да ахала… В общем, вернула меня сова. До самых ворот довела, во двор чуть не силой втолкнула… А там, как назло, дед Степан выбрался из своей котельной, трубочку выкурить.
Дед Степан – он, в целом, неплохой. Странный только. Бывало, стоит в дверях котельной своей, смотрит из-под кустистых бровей, как мы по двору носимся… Странно так смотрит, пристально, с блеском в глазах. Словно бес из преисподней очередную жертву выглядывает. Его и ксёндз наш приходящий вечно крестил, недобро так, бормотал под нос: «Изыди, сатане!» А Степану все одно, даже не поморщится. Видать, сила его сатанинская сильнее ксёндзовой была… ну, так мы тогда думали.
Так вот, увидал меня Степан, руками всплеснул, трубочку выронил. Думала – ну все, шум сейчас подымут, изобьют, в карцер запрут, неделю плесневелым хлебом кормить будут. Да и потом жизни не дадут, хоть обратно на болото тикай… Ан нет. Шум-то, конечно, подняли, да не тот. Понаехала куча важных людей, директрису увезли куда-то, воспиталок приструнили… Нам форму выдали – девочкам синие платьица с белым воротничком, мальчишкам матроски и брюки со стрелками. Пижамы еще теплые, с медведями, носки, майки, колготки. Девчонкам постарше, говорят, даже лифчиков дали, но про это я точно не знаю, не видела.
Меня сперва в лазарет определили. У нас про лазарет разное говорили – а оказалось ничего, тепло, тихо. Нянечка Соня – толстая такая, в пестром платке поверх белого халата – все компот мне носила, да «кровиночкой» называла. Хотя крови-то уже и не было, медсестра все отмыла, а царапины на плече марлей залепила. Велела строго грязными руками не трогать, и ушла. Соня-то все вокруг крутилась, одеяло мне второе принесла, ночник включила… А я чувствую – тянет меня в темный водоворот. Закрыла глаза – как в трясину провалилась.
Открыла глаза – день вокруг. Вода журчит, птицы щебечут, солнце сквозь листву светит – ласково так, нежно. Мох под щекой мягкий, теплый. Сова по мху топчется, ворчит, лапами перебирает… Ну и сон!
‒ Сон так сон, мне не жалко! Ты вставай давай, разлеглась тут… Дел полно, а она валяется, принцесса…
Ну ничего себе, говорящая сова!
‒ Ну, знаешь, милочка!! А в кого мне надо было на том болоте превращаться, в единорога?! Ты вообще соображаешь, что натворила? Я теперь в этом теле до следующего четверга застрял! Ты когда-нибудь пробовала мышей есть?! Сырых, пищащих?! То-то же!! Сова ей, видите ли, не нравится…
‒ Отстань от нее, Себастьян! Не видишь – она ничего не помнит… Ты ее так только напугаешь. Иди отсюда, дай нам поговорить…
Ну дела… Старшие девчонки, я слышала, шептались украдкой, что у физрука нашего, Сан Саныча, за «особые услуги» можно было получить белый порошок, от которого всякое мерещится… И волшебные замки, и драконы, и много вкусной еды – и одно сплошное счастье внутри! Но что за «особые услуги», я так и не разузнала, и порошка белого не пробовала… Так с чего же мне все это видится? Ай! Больно! Разве бывает во сне больно, когда щиплешься?!
‒ Митра, ну что ты как маленькая?! Вставай, деточка! Себастьян прав, нам нужно много успеть. Времени всего ничего, а нужно еще найти твоего аватара и провести обряд. Ты не представляешь, как долго мы тебя искали… И нашли-то случайно, да в последний момент. Если бы не Себ…
‒ А вы кто? ‒ это мой голос так звучит, хрипло да надсадно? Словно орала часа два на морозе. Ну и ну…
‒ Мы – королевские лекари. Меня зовут Лея, а еще Себ, Локи и Орфей. И еще Тигран, Сибли, Кларисса и Рис, наши аватары… ‒ Женщина в тонкой голубой тунике указала куда-то в гущу кустов. Ой, мама дорогая, рысь! Сейчас набросится… Вот это да! Не набросился. Ластится, словно кошка… Ай, щекотно же! Ай!
‒ Рис, хороший, уймись! Это мой аватар, Митра. А теперь нам нужно найти твой!
Это она ко мне обращается, что ли?
‒ Меня, вообще-то, не так зовут. Я…
‒ Как тебя назвали в этом дурацком мире, нас совершенно не волнует, поверь мне. Ты Митра, старшая дочь принца Кастора. И оставить тебя без присмотра в этом ужасном месте было, похоже, самым дурацким его решением со времен создания Королевской Школы… Поллукс, когда вернулся, чуть все остатки шевелюры ему не выдрал! ‒ светловолосая Лея хихикнула в кулачок. ‒ Пол потом долго объяснял нам, где ты и как до тебя добраться, и почему его оттуда выбросило… Вот мы и отправились тебя искать! И чуть не опоздали…
Кастор, Поллукс (Пол? Дядя Пол?), Митра… Я люблю историю – древние времена, куча богов, племена, варвары и все такое… Ну и ну, девочка, вот тебе и белый порошок… Интересно, чего же мне нянька в компот подсыпала?!
‒ Лея!
‒ Погоди, Себ!
‒ Лея, у нас нет времени. Осталась, может, пара минут! ‒ говорящая сова смешно переваливалась с лапы на лапу, семеня к нам по поляне. Хоть бы взлетел, что ли…
‒ Но Себ, мы же рассчитали…
‒ Пол же говорил, что магическое поле там совсем нестабильное – хотя отсюда кажется наоборот. Какой-то местный катаклизм… фольклоризм… мистицизм или как он там назвал этот изм… В общем, магия как бы есть, но на самом деле ее нет.
‒ Но Себ…
‒ Нет времени, Лея! Митра, послушай…
Это снова меня, что ли? Ай, клеваться-то зачем?!
‒ Митра, слушай меня очень внимательно. Сейчас ты проснешься в этом ужасном месте, и тебе снова будет казаться, что ты маленькая девочка в большом доме, полном других детей. Вокруг болото, мир серый, и никого у тебя нет. Ты должна запомнить, что это не так! Ты – Митра, твой дом здесь, на Ойкумене, твой отец, принц Кастор, очень хочет вернуть тебя домой. И мы обязательно найдем способ пробиться к тебе! Но ты должна помнить, кто ты! Иначе нам снова не хватит времени вернуть твой аватар. Считай это сном, фантазией, бредом – чем хочешь считай, но только обязательно помни! Ты – Митра, твой дом здесь, на Ойкумене, твой отец… Митра, ты слышишь меня?! Ми….
‒ Ира! Деточка, кровиночка, проснись же! Доктор к тебе пришел. Хороший доктор, из самой столицы…
‒ Спасибо, няня. А теперь оставьте нас, пожалуйста.
Доктор, в общем, и правда оказался хорошим. Слушал внимательно, не перебивал, кивал в нужных местах. Даже записывал что-то на бумажке. Потом на синяки и царапины мои смотрел, шею щупал, в глаза фонариком светил, молоточком по коленкам стучал, щекотно так. А в конце сказал, что теперь все будет хорошо.
И все стало хорошо. Меня увезли в большой город, поселили в маленьком детдоме – называется «пансионат». Нас тут всего девять, у каждого своя комната. Воспиталки хорошие, ласковые. Телевизор есть. На завтрак вместо каши дают кукурузные хлопья и бутерброды с сыром. И еще у меня целых три пижамы, с мишками, с осликом и просто в клеточку.
Доктор навещает меня почти каждый день. По утрам я глотаю маленькие белые таблетки – от них сначала очень хотелось спать, а сейчас ничего… ничего не чувствуется. Только мир, вроде, уже не такой серый. Но все равно часто хочется плакать.
А еще я, наконец, нашла в интернете, как выглядит птица выпь. Ничего особенного.
Дядя Пол всегда говорил мне, что существует только два несчастья – сума да тюрьма. При этом он цитировал вот это «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», и хитровато улыбался в свои пышные рыжие усы. На дальнейшие расспросы не отвечал никогда, аргументов за и против не приводил, моих незрелых девчачьих выводов не слушал. Такая вот у него была жизненная позиция.
Потом дядя помер, как-то внезапно. Мне, наверное, что-то около 12 было. Ну и случилось то, что должно было случиться с самого начала, если бы не дядя. Детдом.
Я потом, бывало, думала иногда – лучше бы уж сразу сюда; сердилась на дядю, шептала ему упреки в подушку. Хотел уберечь, а в итоге… Двенадцатилетней дурынде со своими заскоками прижиться в небольшом, но сплоченном коллективе слегка одомашненных волчат оказалось… не то, чтобы невозможно… Наверное, приложив усилие и сломав внутри несколько стальных стержней, получилось бы. Но усилий прикладывать не хотелось. От слова «совсем». Так и осталась на отшибе. Дылда-дурында, вечно прячущаяся по углам с книгой в потрепанной обложке (а других в библиотеке не водилось) и огрызком карандаша за ухом.
Детдом наш стоял на отшибе, на самом краю то ли захолустного городка, то ли большеватого поселка, названия которого я сейчас не вспомню и под пыткой. Из окон столовой и классных комнат открывался вид на грязную улицу, сходящую на нет как раз у наших ворот. Из спален во все окна было видно только одно – болото.
Болото не любили. Оно было не то, чтобы зловещее… Ничего сумрачного в нем не наблюдалось. Просто клочки пожухлой травы, бочажки бурой, пахнущей илом и тухлыми яйцами, воды, чахлые деревца – не то карликовые березы и осины, не то разросшиеся до безобразия ивы… Летом болото иногда даже бывало красивым – бочажки подсыхали, среди ярко-изумрудной травы проглядывали малютки-цветы, жужжали шмели и перекрикивались какие-то птицы. Потом вызревала клюква, и нас под надзором старшей воспиталки отправляли ее собирать. Клюква обычно вырастала мелкой и удивительно кислой, но даже такую ягоду собирали больше в рот, чем в пластиковые ведерки – за что бывали неоднократно биты указкой директрисы и лишены ужина.
Именно с болота, собственно, все и началось. Точнее, им все должно было закончится, хотя… В общем, я ночью убежала на болото. Зимой. Босиком, в одной драной ночнушке – как была, как они меня там, на кафельном полу, оставили… Казалось – ну а куда мне еще?! Одна дорога – уйти в болото, стать птицею выпью, кричать тоскливо в безлунные ночи…
Я вот сейчас думаю – ну откуда вообще взялась в моей голове эта птица-выпь?! Биология никогда не числилась среди моих любимых уроков, книжки я читала в основном про принцесс, колдунов и рыцарей, и если уж там встречались птицы – то все больше фениксы да Гамаюн с Алконостом. Я, если честно, до сих пор не знаю, как она выглядит, выпь эта… А вот поди ж ты!
Как бы то ни было, а на болото я убежала. Там бы меня под утро и нашли, если бы не птица… Да не выпь, не выпь! Сова. Откуда ни возьмись налетела, крыльями по лицу отхлестала, руку оцарапала… Думала, она глаза мне выклюет, дурища белобрысая – но сова покричала да успокоилась, клекотать перестала, на плечо село. Когтями, правда, вцепилась сильно – ранки неделю потом кровоточили, наша медсестра все охала да ахала… В общем, вернула меня сова. До самых ворот довела, во двор чуть не силой втолкнула… А там, как назло, дед Степан выбрался из своей котельной, трубочку выкурить.
Дед Степан – он, в целом, неплохой. Странный только. Бывало, стоит в дверях котельной своей, смотрит из-под кустистых бровей, как мы по двору носимся… Странно так смотрит, пристально, с блеском в глазах. Словно бес из преисподней очередную жертву выглядывает. Его и ксёндз наш приходящий вечно крестил, недобро так, бормотал под нос: «Изыди, сатане!» А Степану все одно, даже не поморщится. Видать, сила его сатанинская сильнее ксёндзовой была… ну, так мы тогда думали.
Так вот, увидал меня Степан, руками всплеснул, трубочку выронил. Думала – ну все, шум сейчас подымут, изобьют, в карцер запрут, неделю плесневелым хлебом кормить будут. Да и потом жизни не дадут, хоть обратно на болото тикай… Ан нет. Шум-то, конечно, подняли, да не тот. Понаехала куча важных людей, директрису увезли куда-то, воспиталок приструнили… Нам форму выдали – девочкам синие платьица с белым воротничком, мальчишкам матроски и брюки со стрелками. Пижамы еще теплые, с медведями, носки, майки, колготки. Девчонкам постарше, говорят, даже лифчиков дали, но про это я точно не знаю, не видела.
Меня сперва в лазарет определили. У нас про лазарет разное говорили – а оказалось ничего, тепло, тихо. Нянечка Соня – толстая такая, в пестром платке поверх белого халата – все компот мне носила, да «кровиночкой» называла. Хотя крови-то уже и не было, медсестра все отмыла, а царапины на плече марлей залепила. Велела строго грязными руками не трогать, и ушла. Соня-то все вокруг крутилась, одеяло мне второе принесла, ночник включила… А я чувствую – тянет меня в темный водоворот. Закрыла глаза – как в трясину провалилась.
Открыла глаза – день вокруг. Вода журчит, птицы щебечут, солнце сквозь листву светит – ласково так, нежно. Мох под щекой мягкий, теплый. Сова по мху топчется, ворчит, лапами перебирает… Ну и сон!
‒ Сон так сон, мне не жалко! Ты вставай давай, разлеглась тут… Дел полно, а она валяется, принцесса…
Ну ничего себе, говорящая сова!
‒ Ну, знаешь, милочка!! А в кого мне надо было на том болоте превращаться, в единорога?! Ты вообще соображаешь, что натворила? Я теперь в этом теле до следующего четверга застрял! Ты когда-нибудь пробовала мышей есть?! Сырых, пищащих?! То-то же!! Сова ей, видите ли, не нравится…
‒ Отстань от нее, Себастьян! Не видишь – она ничего не помнит… Ты ее так только напугаешь. Иди отсюда, дай нам поговорить…
Ну дела… Старшие девчонки, я слышала, шептались украдкой, что у физрука нашего, Сан Саныча, за «особые услуги» можно было получить белый порошок, от которого всякое мерещится… И волшебные замки, и драконы, и много вкусной еды – и одно сплошное счастье внутри! Но что за «особые услуги», я так и не разузнала, и порошка белого не пробовала… Так с чего же мне все это видится? Ай! Больно! Разве бывает во сне больно, когда щиплешься?!
‒ Митра, ну что ты как маленькая?! Вставай, деточка! Себастьян прав, нам нужно много успеть. Времени всего ничего, а нужно еще найти твоего аватара и провести обряд. Ты не представляешь, как долго мы тебя искали… И нашли-то случайно, да в последний момент. Если бы не Себ…
‒ А вы кто? ‒ это мой голос так звучит, хрипло да надсадно? Словно орала часа два на морозе. Ну и ну…
‒ Мы – королевские лекари. Меня зовут Лея, а еще Себ, Локи и Орфей. И еще Тигран, Сибли, Кларисса и Рис, наши аватары… ‒ Женщина в тонкой голубой тунике указала куда-то в гущу кустов. Ой, мама дорогая, рысь! Сейчас набросится… Вот это да! Не набросился. Ластится, словно кошка… Ай, щекотно же! Ай!
‒ Рис, хороший, уймись! Это мой аватар, Митра. А теперь нам нужно найти твой!
Это она ко мне обращается, что ли?
‒ Меня, вообще-то, не так зовут. Я…
‒ Как тебя назвали в этом дурацком мире, нас совершенно не волнует, поверь мне. Ты Митра, старшая дочь принца Кастора. И оставить тебя без присмотра в этом ужасном месте было, похоже, самым дурацким его решением со времен создания Королевской Школы… Поллукс, когда вернулся, чуть все остатки шевелюры ему не выдрал! ‒ светловолосая Лея хихикнула в кулачок. ‒ Пол потом долго объяснял нам, где ты и как до тебя добраться, и почему его оттуда выбросило… Вот мы и отправились тебя искать! И чуть не опоздали…
Кастор, Поллукс (Пол? Дядя Пол?), Митра… Я люблю историю – древние времена, куча богов, племена, варвары и все такое… Ну и ну, девочка, вот тебе и белый порошок… Интересно, чего же мне нянька в компот подсыпала?!
‒ Лея!
‒ Погоди, Себ!
‒ Лея, у нас нет времени. Осталась, может, пара минут! ‒ говорящая сова смешно переваливалась с лапы на лапу, семеня к нам по поляне. Хоть бы взлетел, что ли…
‒ Но Себ, мы же рассчитали…
‒ Пол же говорил, что магическое поле там совсем нестабильное – хотя отсюда кажется наоборот. Какой-то местный катаклизм… фольклоризм… мистицизм или как он там назвал этот изм… В общем, магия как бы есть, но на самом деле ее нет.
‒ Но Себ…
‒ Нет времени, Лея! Митра, послушай…
Это снова меня, что ли? Ай, клеваться-то зачем?!
‒ Митра, слушай меня очень внимательно. Сейчас ты проснешься в этом ужасном месте, и тебе снова будет казаться, что ты маленькая девочка в большом доме, полном других детей. Вокруг болото, мир серый, и никого у тебя нет. Ты должна запомнить, что это не так! Ты – Митра, твой дом здесь, на Ойкумене, твой отец, принц Кастор, очень хочет вернуть тебя домой. И мы обязательно найдем способ пробиться к тебе! Но ты должна помнить, кто ты! Иначе нам снова не хватит времени вернуть твой аватар. Считай это сном, фантазией, бредом – чем хочешь считай, но только обязательно помни! Ты – Митра, твой дом здесь, на Ойкумене, твой отец… Митра, ты слышишь меня?! Ми….
‒ Ира! Деточка, кровиночка, проснись же! Доктор к тебе пришел. Хороший доктор, из самой столицы…
‒ Спасибо, няня. А теперь оставьте нас, пожалуйста.
Доктор, в общем, и правда оказался хорошим. Слушал внимательно, не перебивал, кивал в нужных местах. Даже записывал что-то на бумажке. Потом на синяки и царапины мои смотрел, шею щупал, в глаза фонариком светил, молоточком по коленкам стучал, щекотно так. А в конце сказал, что теперь все будет хорошо.
И все стало хорошо. Меня увезли в большой город, поселили в маленьком детдоме – называется «пансионат». Нас тут всего девять, у каждого своя комната. Воспиталки хорошие, ласковые. Телевизор есть. На завтрак вместо каши дают кукурузные хлопья и бутерброды с сыром. И еще у меня целых три пижамы, с мишками, с осликом и просто в клеточку.
Доктор навещает меня почти каждый день. По утрам я глотаю маленькие белые таблетки – от них сначала очень хотелось спать, а сейчас ничего… ничего не чувствуется. Только мир, вроде, уже не такой серый. Но все равно часто хочется плакать.
А еще я, наконец, нашла в интернете, как выглядит птица выпь. Ничего особенного.
