Не-сказка про грифона...

[kroharat]

А в "Массаракше" публикуют работы очередного литературного конкурса. Конкурс миниатюр на две темы: "За пять минут до листопада" и "По ту сторону страха". Я там тоже потопталась. Так что вот вам история про одного грифона. А посмотреть, как меня заслуженно ругает многоуважаемое жюри, можно тута.

ГАЙЯ

 

— Эни-бени-раба, квинтус-пинтус-жаба…

Грифон сидел на посыпанной гравием садовой дорожке и считал когтистым пальцем округлые речные камешки, разложенные перед ним аккуратным полукругом. Камень, на который коготь опускался при слове «жаба», тут же превращался в бородавчатое земноводное и с недовольным кваканьем прыгал на пеструю зелень газона. А грифон снова принимался повторять слова полузабытой считалочки:

— Эни-бени-раба, квинтус-пинтус-жаба…

— Ну и что ты хочешь этим сказать?

Стасу отчего-то стало вдруг тоскливо и тревожно. Словно он упустил что-то важное, не понял чего-то. Грифон наклонил голову набок и моргнул.

— Эни-бени-раба, квинтус-пинтус-жаба…

Газон и ближайшие дорожки уже были полны квакающих, пупырчатых, неспешно ворочающих лапами амфибий. С деревьев в парке с пронзительным шелестом вдруг принялись облетать листья – сначала неспешно и величаво, а потом словно лавиной клены, дубы и тополя скинули с себя пестрые кроны. Аккуратные дорожки превратились в красные шуршащие ручейки, лужайки – в карминно-золотистые озерца, где в толще опавшей листвы ворочались свежесотворенные твари.

— Эни-бени-бара, квинтус-пинтус-жаба…

Стас вздохнул и, повернувшись к грифону спиной, проснулся за пару секунд до сигнала хронометра. На биостанции Гайи начиналось новое рабочее утро.

 

Гайя была обнаружена одним из автоматических разведботов. Не то, чтобы случайно, но и особых надежд на устаревшие, полностью автономные поисковые модули никто не питал. Однако когда данные, полученные от бота ЛЦФ13-666, были расшифрованы учеными, они тут же стали сенсацией. Гайя была практически идентична Земле – состав атмосферы, сила тяжести, параметры светимости и излучения звезды, вокруг которой вращалась планета… вода, углерод в основе органической жизни, два больших континента и несколько архипелагов, умеренный климат, богатейшая биосфера… И никаких крупных млекопитающих. Уже из первичных данных, доставленных ботом, было понятно, что растительные экосистемы Гайи невероятно сложны. 83% суши покрывали лиственные леса, судя по всему, играющие важнейшую роль в климатоообразовании и регулировании состава атмосферы.  Дальнейшие исследования показали, что экосистемы планеты удивительно, просто невероятно эластичны. Результаты лабораторных опытов поражали – местные растения, насекомые, пресмыкающиеся, амфибии с легкостью приспосабливались к земным микроорганизмам, интегрировали земные растения в свои биоценозы, и даже пытались формировать симбиозы – и все это с невероятной скоростью. Казалось, Гайя была создана для колонизации землянами. Запасной мир, новый шанс, новая надежда…

Почти потеряв свою планету, человечество, казалось, осознало, что глобальные последствия собственных действий на экосферу следует оценивать до, а не после вмешательства. Так появилась эко-этика –  внебрачный запоздавший отпрыск экологии и службы этического контроля. К концу 22 века из робкой и незаметной кабинетной науки она превратилась в серьезную службу, обладающую правом универсального вето. Любой проект, если последствия его были признаны губительными для экосферы,  мог быть остановлен без права возобновления одним росчерком светового пера любого из офицеров службы эко-этики – молчаливыми людьми в темно-синих комбинезонах с эмблемой на рукаве:  на фоне черного звездного неба голубой шарик планеты, окруженный оберегающими ладонями.

Но, похоже, было слишком поздно. Планета умирала, задыхаясь в токсичных выхлопах, покрываясь коростой эрозий и язвами свалок. Человечество срочно искало себе новый дом.

Тогда и был разработан проект профессора Куракавы по колонизации Гайи. Он был поддержан абсолютным большинством голосов – никогда еще Совет Объединенных Наций не знал такого единодушия. Задыхающейся в смоге и погрязшей в ядовитых отходах Земле срочно, еще при жизни этого поколения, нужен был шанс начать все сначала – и проект «Гайя» был принят единогласно. Три колониально-исследовательских модуля были подготовлены в рекордно короткие сроки, и экспедиция, возглавляемая самим профессором Куракавой, отправилась к Гайе, чтобы завершить исследования и основать форпост – первый форпост человечества во Вселенной, за пределами изношенной и потрепанной Земли…

Стас не верил, что люди способны кардинально изменить свое потребительское мышление. Именно поэтому он вызвался участвовать в проекте в качестве эко-этика – чтобы иметь возможность предостеречь, остановить, вовремя сказать «нет»… И каждый день на Гайе подтверждал его опасения. Стаса восхищала планета. Сложные хитросплетения химических процессов,  запутанные биоценозы и непонятное отсутствие крупных млекопитающих – Гайя была для него загадкой, которую непременно нужно было разгадать. Для его соплеменников она была всего лишь плацдармом, объектом для завоевания и освоения…

 

То утро на Гайе выдалось росистым и холодным. Выбравшись из жилого модуля, стоявшего  на опушке леса, Стас замер, прислушиваясь к миру вокруг. Потом подпрыгнул, как будто проверяя упругость почвы под ногами, и запрокинул голову. Нежно-фиолетовое небо с готовностью отразилось в его серовато-голубых глазах.

Стасу нравилась Гайя. Наверное, такой была когда-то Земля – свободной, зеленой, радостной, полной птичьего гомона, шепота древесных крон и  ласковых дуновений ветра… Стас несколько раз глубоко вдохнул полной грудью. Он каждый день  не уставал радоваться тому, что респиратор на Гайе был не нужен. Многим его соотечественникам такая роскошь была незнакома. Чистый воздух, как эликсир жизни… Стас вдруг насторожился. Ему показалось, что сегодня воздух  пах и ощущался как-то не так.

— Эни-бени-раба, квинтус-пинтус-жаба…

Стас обернулся. Грифон топтался на опушке, копаясь когтистой лапой в лесной подстилке. Во все стороны веером разлетались опавшие багряно-красные листья. ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ??!! Стас опрометью кинулся к зданию лаборатории.

С самого начала было известно, что на Гайе не бывает смены времен года. Угол наклона оси вращения планеты к плоскости ее орбиты и расположение континентов было таково, что во всех пригодных для человеческого проживания областях круглый год сохранялся равномерный, умеренный климат, идеально подходящий для жизни людей. Смена лиственного покрова не проходила сезонно, отмершие листья сменялись новыми постепенно, и леса Гайи круглый год сверкали густой изумрудной зеленью. Ученые еще не разобрались до конца в сложных климатообразующих процессах Гайи, но знали достаточно, чтобы понимать, что практически все основные параметры атмосферы регулировались каким-то образом огромными лесами, покрывавшими бóльшую часть суши. Самые смелые – и Стас склонен был примкнуть к их числу – выдвигали гипотезу о существовании некоего всепланетарного растительного разума, своеобразного центра управления, регулирующего климат и состав атмосферы и создающего наиболее благоприятные условия для жизни. Скептики в ответ на такое предположение презрительно хмыкали...

Чуть запыхавшись, Стас прошел сквозь двойные стеклянные двери и присел к консоли регистрационного модуля. Атмосферный датчик моргал тревожным янтарным глазком, сигнализируя об изменениях. Содержание кислорода в атмосфере за последние 30 часов упало с 21,357% процента по объему до 20,764% и продолжало падать. Стас присвистнул и ткнул кнопку коммуникатора для связи с начальником экспедиции. 32 часа назад на южной границе квадрата высадки была начата одобренная им, Стасом, вырубка леса для расчистки территорий под строительство второго поселения и пахотные земли. Ожидая соединения, Стас поспешно пролистал на экране сводку сообщений по поселку. За последние 20 часов медики отметили резкое увеличение количества респираторных расстройств и странные, необъяснимые случаи зрительных галлюцинаций…

 

Грифон вышел из леса на опушку. Подошел к одиноко стоящему человеку, присел на задние лапы, аккуратно сложил за спиной крылья. Потом, смешно кряхтя и щелкая клювом, подставил голову для ласки. Его лиловые перья неаккуратно топорщились во все стороны, и потому казалось, что грифон взъерошен и сердит. Стас, едва прикасаясь кончиками пальцев к голове зверя, смотрел, запрокинув голову, как наливаются багрянцем кроны древесных исполинов. У него за спиной потревоженным ульем гудел поселок. То и дело с громким всхлипом взлетали планетарные катера, зло переругивались операторы автопогрузчиков и пилоты. Поселение было приказано свернуть в кратчайшие сроки.

Изменения структуры и окраски древесных крон наблюдалось по всему периметру поселения, и на больших участках лесов по всему континенту. Ученые предполагали, что листопад начнется в течение ближайших суток. Компьютерная модель прогнозировала, что резкая потеря древовидными растениями лиственного покрова вызовет лавинообразное уменьшение кислорода в атмосфере и сделает воздух Гайи непригодным для дыхания в течение 56 часов.

На принятие решения советом экспедиции потребовалось бы несколько дней, и Стас воспользовался своим правом абсолютного вето – никому просто не пришло в голову ограничить полномочия эко-этиков на Гайе. Куракава, казалось, с облегчением подчинился приказу, тут же отдав распоряжения. Сирены экстренной эвакуации не оставляли сомнений – люди уходили с Гайи побежденными.

— Эни-бени-раба…

На плечо Стасу опустилась огромная, размером с открытую ладонь, бабочка. Грифон нетерпеливо махнул хвостом и зевнул, широко распахнув пасть. Зашуршал в густой кроне юркий, похожий на белку зверь, кинул в Стаса орехом. Орех упал в траву с каким-то неестественным гулким перестуком, словно внутри похожей на речной камешек скорлупы были мелкие, твердые горошины.

— Квинтус-пинтус-жаба… — проскрипел грифон, коснувшись когтем ореха. Орех взорвался облачком тумана, которое загустело на глазах, принимая форму землянина – высокого, худощавого. Копна русых волос, серо-голубые глаза, нос с горбинкой – Стас узнал себя и усмехнулся. Фантом, не оборачиваясь, размеренно зашагал к суетящемуся поселку.

Грифон, поднявшись, встряхнулся, как собака, и неторопливо затрусил к лесу, скрипуче напевая под нос:

«В том краю, где сосны высоки… В том краю, где в небе облака…»

Стас, чуть помедлив на опушке, зашагал следом.