Про колыбельные...

[kroharat]

Спой мне, мама, колыбельную - 
Ту, что в детстве, как тогда.
Не чужую - самодельную,
Не про серого кота.
И не выдержу - заплачу я:
Стать бы маленькой опять...
Ты баюкай, ты укачивай,
А я буду горевать...
(c) Елена Казанцева

Она шла по обочине шоссе. Босиком - и пятки ее, шершавые, истоптанные, бесшумно пылили, поднимая в воздух целые облачка золотистой закатной пыльцы и мягкого, теплого тополиного снега. Солнце садилось где-то в лугах, верещали что-то сумеречные пичуги, носились низко над землей ласточки - наверное, к дождю. Пронзительно, сладко и тоскливо пахло полынью, гречихой и медовыми кашками - и сами они виднелись у края оврага возле обочины - густые заросли щемяще-нежно пахнущей детством кашки. Было душно, как бывает душно перед грозой. Стоял июнь. Время проклятых.
Она шла по обочине шоссе - босая, простоволосая, чуть сгорбленная. Не старая еще женщина, никогда не знавшая своей матери. Шла - и бормотала что-то себе под нос. Иногда тихонько напевала. Иногда неслышно плакала. Но шла. Вроде бы неспешно - но жалостливая Дорога шелковой лентой ложилась ей под ноги, а версты словно ужимались маленькими пушистыми клубочками на ладони - шаг, другой, и полдня пути позади...
В городе ее звали Нищей Мартой. Никто не знал ее настоящего имени. Если по-правде, никто даже не заметил, как она появилась в городе - просто одним прекрасным утром болтливые тетушки увидели на площади у фонтана, как раскланивается с какой-то нищенкой Старый Мастер. Изумились, пошушукались - и забыли. А нищенка осталась. Постепенно к ней привыкли - как привыкают к скрипу рассохщейся двери, сквознякам и утреннему туману. Приносили ей иногда теплые вещи - старые, штопаные, но вполне еще добротные, самое оно в сезон дождей и туманов. Тётушка Скальди угощала ее иногда булочками - пусть не свежими, вчерашними, но вполне еще ничего. Всё лучше, чем выбрасывать их, черствые. А добрые дела - они же когда-то зачтутся, верно? И это очень удобно для благочестивых кумушек - иметь в городе свою нищинку. Опрятную, неприхотливую, благодарную... Вот почему ранним июньским утром тетушка Скальди громко и с возмущением выговаривала старой Трине: "Ну надо же... Ушла! Глупая девчонка! Как будто в другом месте ей будет лучше, чем у нас - и сыта, и одета, и крыша над головой есть..." (нищенка ночевала обычно под рыночным навесом). Старая Трина лишь вздыхала осуждающе и медленно качала головой - всяко, мол бывает...
Но это было вчера. А сегодня - хоть июньские дни и кажутся бесконечными, но прошел лишь день - Марта неслышно ступает по обочине шоссе. Идет себе потихоньку. Иногда тихонько напевает. Иногда неслышно плачет. Но идет. Потому что точно знает - у всякой Дороги есть конец. И где-то Марту обязательно назовут тем словом, которое никогда не касалось ее губ. Потому что она непременно найдет тот дом, где обнимут ее ласковые руки, а пахнущие молоком губы прошепчут неслышно на ухо: "Мама..." И зазвучат чуть слышно слова давно забытой колыбельной...

Плошки. Лукошки.
Глазки в окошке -
Звезды считает мудрая кошка.
Малым котятам летней порой
Дарит по звездочке.
Ветер слепой
Шумно кидает звезды горстями...
Спи, моя радость. Меда устами
Я колыбельную ночью пою,
Чтоб успокоить кровинку мою...