![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Лавка Старого Мастера
- Старый Мастер! Старый Мастер!..
Ребятня бежала за ним вприпрыжку, вереща и радостно размахивая руками. Рыжие, русые и черные, как смоль, курносые и кучерявые, с перемазынными сажей щеками и задорно поблескивающими глазами - они неслись за ним гурьбой и радостно голосили.
- Старый Мастер, а когда откроется лавка?...
- Старый Мастер, а коричные с пряничными домиками будут?...
- Старый Мастер, Старый Мастер... А бабочки прилетят, если фиолетовых взять, в крапинку? Или бабочки только в голубых?
- А мне мама грооошей не даёт, - прорвался сквозь общий гомон басовитый рев Макарки, толстого карапуза лет пяти.
- Старый Мастер, мыши-то придут? Мыши-то ушли, Старый Мастер...
Старый Мастер... Старый Мастер... Да что они понимают о старости, мелюзга?!
Постукивая о булыжники суковатой палкой, служившей ему посохом, Старый Мастер быстро шел по направлению к Аптекарской улице. Малышня, погомонив еще немного, отстала - и только Макарка долго стоял, недоуменно глядя Старому Мастеру вслед. Но потом и его подхватил вихрь весенних детских забав. Улица опустела.
Прошла уже неделя с того дня, как Старый Мастер положил хрупкое, почти невесомое тело маленькой Янушки в деревянный ящик, в которых здесь принято закапывать в землю тени ушедших. Ветхие скукоженные знахарки набормотали над могилой своих заклинаний и поспешили раствориться в утреннем тумане, а Старый Мастер долго еще стоял в обнимку с пронзительным мартовским ветром и с упреком смотрел в глаза небу. "Что же ты? Не уберегло..." Небо хмурилось, а потом заплакало крупными холодными слезами. В тот вечер в городе не зажигали огней.
Всю неделю Старый Мастер не выходил из дома. Он перебирал Янушкины сказки - с шелковыми ленточками, с розовыми лепесткаи и скорлупками от лесных орехов, с новогодними блестками и засахаренными мандариновыми корочками - аккуратно и нежно складывал каждую и сжигал в тусклом, сероватом пламени осиротевшего камина. Саламандры не живут там, где умирают дети...
А вчера в дверь постучали. Коротко и властно - так стучат те, кто может войти без стука. Бургомистр был краток. Городу не нужен Старый Мастер. Городу нужна его лавка. Они все понимают, да-да-да. Но прошла уже неделя... А если в силу каких-то причин Мастер больше не может... Гродской совет будет вынужден... И освободить в двухдневный срок...
Лавка стояла в самом конце Аптекарской улицы, в тупичке возле городской стены. Прямо напротив был небольшой сквер с фонтаном и коваными чугунными скамейками - и там почти всегда грелись на солнце или прятались от дождя под навесом городские голуби и пестрые стайки воробьев. Лавка находилась в полуподвальчике. Чтобы попасть туда, нужно было спуститься вниз по трем крутым, неудобным ступенькам и дернуть за шнурок маленького, невнятно тренькающего колокольчика. Внутри всегда было сумрачно. Длинные и толстые, истекающие восковыми слезами и чадащие свечи были расставлены по углам и вдоль стен в тяжелых чугунных подсвечниках и просто на каменном полу. Неожиданно высокий потолок с арками был слегка закопчен, затянут кое-где паутиной - так, что роспись, когда-то покрывавшая его, была практически неразличима. В лавке были сводчатые стены и всего одно узенькое витражное окошко. Длинные стелажи вдоль стен были полны старого хлама... маленькие флакончики со слезами девственниц и слюной Первого Василиска... старинные, покрытые пылью и запечатанные воском бутыли зеленого стекла с джиннами и духами всех сортов и калибров... пергаментные свитки с древними заклинаниями, местами изгрызенные клопами и крысами, с расплывшимися от сырости и времени чернилами - так, что и не разобрать уже вязь полузабытых рун... какие-то таинственные приборы - то ли астролябии, то ли компасы, а может и вовсе - алетиометры, в ветхих кожаных чехольчиках... огарки вавилонских свечей... огрызки медовых пряников... амулеты и волшебные кольца, нанизанные на суровую нитку - задешево, по паре грошей за связку... обветшалые, покрытые плесенью и тонкой паутинкой забвения книги в тяжелых кожаных перелетах... пучки каких-то пахучих и вонючих травок... осколки реторт и треснувшие пробирки... засушенные лепестки аленьких когда-то, а теперь бурых цветочков... распяленые лягушачьи шкурки и ржавые наконечники от стрел...
Старый Мастер устало огляделся. За время его отсутствия в лавке изрядно похозяйничали мыши - и хлама на полках значительно прибавилось. "Ах ты, Филамена, Филамена... Хомяк, а не мышь - ну что ты будешь делать..." Прищелкнув пальцами, он зажег одну, самую маленькую свечку в простой металлической подставке и, тяжело ступая, прошел к прилавку. Там, в большой стеклянной витрине, выстроенные аккуратными рядами, стояли маленькие стеклянные пузырьки - и даже в свете одинокой, тусклой свечки они переливались ярчайшими красками, словно полные волшебного перламутрового тумана. Мастер вздохнул. Вот они - коричные с пряничными домиками и фиолетовые в крапинку, голубые и с бабочками... Когда-то ему казалось, что он делает доброе дело...
Из боковой дверки, совсем крохотной, вышмыгнула юркая мышь и, ловко взобравшись на прилавок, приветственно фыркнула, озабоченно сложив на пузике лапки.
- Ну здравствуй, Филамена. Как вы тут без меня?
Мышь недовольно цыкнула зубом. Потом вопросительно глянула - ну что, мол, открываем?
- Открываем. - тяжел вздохнул мастер и принялся по одной зажигать большие, толстые свечи. Мышь довольно завозилась в углу.
На улице, над витражным окошком полуподвала, замерцала в сумерках мартовского вечера крохотная вывеска - с ходу и не заметишь. Впрочем, кому надо тот всегда разглядит - всего два слова, выведенных готическими буквами. "Лавка снов".
Ребятня бежала за ним вприпрыжку, вереща и радостно размахивая руками. Рыжие, русые и черные, как смоль, курносые и кучерявые, с перемазынными сажей щеками и задорно поблескивающими глазами - они неслись за ним гурьбой и радостно голосили.
- Старый Мастер, а когда откроется лавка?...
- Старый Мастер, а коричные с пряничными домиками будут?...
- Старый Мастер, Старый Мастер... А бабочки прилетят, если фиолетовых взять, в крапинку? Или бабочки только в голубых?
- А мне мама грооошей не даёт, - прорвался сквозь общий гомон басовитый рев Макарки, толстого карапуза лет пяти.
- Старый Мастер, мыши-то придут? Мыши-то ушли, Старый Мастер...
Старый Мастер... Старый Мастер... Да что они понимают о старости, мелюзга?!
Постукивая о булыжники суковатой палкой, служившей ему посохом, Старый Мастер быстро шел по направлению к Аптекарской улице. Малышня, погомонив еще немного, отстала - и только Макарка долго стоял, недоуменно глядя Старому Мастеру вслед. Но потом и его подхватил вихрь весенних детских забав. Улица опустела.
Прошла уже неделя с того дня, как Старый Мастер положил хрупкое, почти невесомое тело маленькой Янушки в деревянный ящик, в которых здесь принято закапывать в землю тени ушедших. Ветхие скукоженные знахарки набормотали над могилой своих заклинаний и поспешили раствориться в утреннем тумане, а Старый Мастер долго еще стоял в обнимку с пронзительным мартовским ветром и с упреком смотрел в глаза небу. "Что же ты? Не уберегло..." Небо хмурилось, а потом заплакало крупными холодными слезами. В тот вечер в городе не зажигали огней.
Всю неделю Старый Мастер не выходил из дома. Он перебирал Янушкины сказки - с шелковыми ленточками, с розовыми лепесткаи и скорлупками от лесных орехов, с новогодними блестками и засахаренными мандариновыми корочками - аккуратно и нежно складывал каждую и сжигал в тусклом, сероватом пламени осиротевшего камина. Саламандры не живут там, где умирают дети...
А вчера в дверь постучали. Коротко и властно - так стучат те, кто может войти без стука. Бургомистр был краток. Городу не нужен Старый Мастер. Городу нужна его лавка. Они все понимают, да-да-да. Но прошла уже неделя... А если в силу каких-то причин Мастер больше не может... Гродской совет будет вынужден... И освободить в двухдневный срок...
Лавка стояла в самом конце Аптекарской улицы, в тупичке возле городской стены. Прямо напротив был небольшой сквер с фонтаном и коваными чугунными скамейками - и там почти всегда грелись на солнце или прятались от дождя под навесом городские голуби и пестрые стайки воробьев. Лавка находилась в полуподвальчике. Чтобы попасть туда, нужно было спуститься вниз по трем крутым, неудобным ступенькам и дернуть за шнурок маленького, невнятно тренькающего колокольчика. Внутри всегда было сумрачно. Длинные и толстые, истекающие восковыми слезами и чадащие свечи были расставлены по углам и вдоль стен в тяжелых чугунных подсвечниках и просто на каменном полу. Неожиданно высокий потолок с арками был слегка закопчен, затянут кое-где паутиной - так, что роспись, когда-то покрывавшая его, была практически неразличима. В лавке были сводчатые стены и всего одно узенькое витражное окошко. Длинные стелажи вдоль стен были полны старого хлама... маленькие флакончики со слезами девственниц и слюной Первого Василиска... старинные, покрытые пылью и запечатанные воском бутыли зеленого стекла с джиннами и духами всех сортов и калибров... пергаментные свитки с древними заклинаниями, местами изгрызенные клопами и крысами, с расплывшимися от сырости и времени чернилами - так, что и не разобрать уже вязь полузабытых рун... какие-то таинственные приборы - то ли астролябии, то ли компасы, а может и вовсе - алетиометры, в ветхих кожаных чехольчиках... огарки вавилонских свечей... огрызки медовых пряников... амулеты и волшебные кольца, нанизанные на суровую нитку - задешево, по паре грошей за связку... обветшалые, покрытые плесенью и тонкой паутинкой забвения книги в тяжелых кожаных перелетах... пучки каких-то пахучих и вонючих травок... осколки реторт и треснувшие пробирки... засушенные лепестки аленьких когда-то, а теперь бурых цветочков... распяленые лягушачьи шкурки и ржавые наконечники от стрел...
Старый Мастер устало огляделся. За время его отсутствия в лавке изрядно похозяйничали мыши - и хлама на полках значительно прибавилось. "Ах ты, Филамена, Филамена... Хомяк, а не мышь - ну что ты будешь делать..." Прищелкнув пальцами, он зажег одну, самую маленькую свечку в простой металлической подставке и, тяжело ступая, прошел к прилавку. Там, в большой стеклянной витрине, выстроенные аккуратными рядами, стояли маленькие стеклянные пузырьки - и даже в свете одинокой, тусклой свечки они переливались ярчайшими красками, словно полные волшебного перламутрового тумана. Мастер вздохнул. Вот они - коричные с пряничными домиками и фиолетовые в крапинку, голубые и с бабочками... Когда-то ему казалось, что он делает доброе дело...
Из боковой дверки, совсем крохотной, вышмыгнула юркая мышь и, ловко взобравшись на прилавок, приветственно фыркнула, озабоченно сложив на пузике лапки.
- Ну здравствуй, Филамена. Как вы тут без меня?
Мышь недовольно цыкнула зубом. Потом вопросительно глянула - ну что, мол, открываем?
- Открываем. - тяжел вздохнул мастер и принялся по одной зажигать большие, толстые свечи. Мышь довольно завозилась в углу.
На улице, над витражным окошком полуподвала, замерцала в сумерках мартовского вечера крохотная вывеска - с ходу и не заметишь. Впрочем, кому надо тот всегда разглядит - всего два слова, выведенных готическими буквами. "Лавка снов".